В прошлые выходные в передаче «Родительское собрание» на Эхо Москвы поднимался вопрос «Должны ли школьники заучивать наизусть стихи?» Странно, не правда ли? Мое твердое мнение, что любовь к поэзии приходит к ребенку от мамы, бабушки — из семьи. Но, если современная мама спрашивает «Зачем моему сыну учить стихи, зачем ему это? Он не может запомнить», как же тогда? А в понедельник я снова, замирая от восторга, слушала Вениамина Смехова – он читал стихи Бориса Слуцкого.
Борис Абрамович Слуцкий — русский советский поэт
07 05 1919 — 23 02 1986
«Он был поэтом трагедии, и трагедия отпустила ему черствый кусок жизни, болезни и смерти. Он останется крупнейшим поэтом середины ХХ века, участником и жертвой времени. Грохотом стиха и силой духа он перейдет в будущее и пребудет в нем». (Е.Рейн)
А сам о себе Слуцкий говорил : «Я учитель школы для взрослых»
Даже если я стихи слагаю,
Все равно — всегда между строк —
Я историю излагаю,
Только самый последний сок.
На войне он с 1941 по 1946, был тяжело ранен. После войны два года госпиталя. Стихи вытолкнули его из положения инвалида.
В ШЕСТЬ ЧАСОВ УТРА ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Убили самых смелых, самых лучших,
А тихие и слабые — спаслись.
По проволоке, ржавой и колючей,
Сползает плющ, карабкается ввысь.
Кукушка от зари и до зари
Кукует годы командиру взвода
И в первый раз за все четыре года
Не лжет ему, а правду говорит.
Победу я отпраздновал вчера.
И вот сегодня, в шесть часов утра
После победы и всего почета —
Пылает солнце, не жалея сил.
Над сорока мильонами могил
Восходит солнце,
не знающее счета.
ЗА НОШЕНИЕ ОРДЕНОВ
Ордена теперь никто не носит.
Планки носят только чудаки.
И они, наверно, скоро бросят,
Сберегая пиджаки.
В самом деле, никакая льгота
Этим тихим людям не нужна,
Хоть война была четыре года,
Длинная была война.
Впрочем, это было так давно,
Что как будто не было и выдумано.
Может быть, увидено в кино,
Может быть, в романе вычитано.
Нет, у нас жестокая свобода
Помнить все страдания. До дна.
А война — была.
Четыре года.
Долгая была война.
Уменья нет сослаться на болезнь
Уменья нет сослаться на болезнь,
Таланту нет не оказаться дома.
Приходится, перекрестившись, лезть
В такую грязь, где не бывать другому.
Как ни посмотришь, сказано умно —
Ошибок мало, а достоинств много.
А с точки зренья господа-то бога?
Господь, он скажет: «Все равно говно!»
Господ не любит умных и ученых,
Предпочитает тихих дураков,
Не уважает новообращенных
И с любопытством чтит еретиков.
ХОЗЯИН
А мой хозяин не любил меня.
Не знал меня, не слышал и не видел,
но все-таки боялся как огня
и сумрачно, угрюмо ненавидел.
Когда пред ним я голову склонял —
ему казалось, я улыбку прячу.
Когда меня он плакать заставлял —
ему казалось, я притворно плачу.
А я всю жизнь работал на него,
ложился поздно, поднимался рано,
любил его и за него был ранен.
Но мне не помогало ничего.
А я всю жизнь возил его портрет,
в землянке вешал и в палатке вешал,
смотрел, смотрел, не уставал смотреть.
И с каждым годом мне все реже, реже
обидною казалась нелюбовь.
И ныне настроенья мне не губит
тот явный факт, что испокон веков
таких, как я,
хозяева не любят.
ЛОШАДИ В ОКЕАНЕ
И.Эренбургу
Лошади умеют плавать.
Но — нехорошо. Недалеко.
«Глория» по-русски значит «Слава», —
Это вам запомнится легко.
Шел корабль, своим названьем гордый,
Океан старался превозмочь.
В трюме, добрыми мотая мордами,
Тыща лошадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.
Мина кораблю пробила днище
Далеко-далёко от земли.
Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.
Что ж им было делать, бедным, если
Нету мест на лодках и плотах?
Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось — плавать просто,
Океан казался им рекой.
Но не видно у реки той края.
На исходе лошадиных сил
Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.
Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.
Вот и все. А все-таки мне жаль их —
Рыжих, не увидевших земли.
Евреи хлеба не сеют
Евреи хлеба не сеют,
Евреи в лавках торгуют,
Евреи раньше лысеют,
Евреи больше воруют.
Евреи — люди лихие,
Они солдаты плохие:
Иван воюет в окопе,
Абрам торгует в рабкопе.
Я всё это слышал с детства,
Скоро совсем постарею,
Но всё никуда не деться
От крика: “Евреи, евреи!”
Не торговавши ни разу,
Не воровавши ни разу,
Ношу в себе как заразу,
Проклятую эту расу.
Пуля меня миновала,
Чтоб говорилось нелживо:
“Евреев не убивало!
Все воротились живы!”
Физики и лирики
Что-то физики в почете.
Что-то лирики в загоне.
Дело не в сухом расчете,
Дело в мировом законе.
Значит, что-то не раскрыли
Мы,
что следовало нам бы!
Значит, слабенькие крылья —
Наши сладенькие ямбы,
И в пегасовом полете
Не взлетают наши кони…
То-то физики в почете,
То-то лирики в загоне.
Это самоочевидно.
Спорить просто бесполезно.
Так что даже не обидно,
А скорее интересно
Наблюдать, как, словно пена,
Опадают наши рифмы
И величие
степенно
Отступает в логарифмы.
На могильной плите Слуцкого начертаны слова из стихов Бодлера: «Надежда побежденная плачет, и самовластная свирепая Тоска над моим черепом поникшим водружает свой черный флаг»
- Метки: Борис Слуцкий, русские поэты, советские поэты
