Сегодня дважды прозвучало для меня имя – Булата Окуджавы, поэтому не написать о нем — грех.
Утром в изостудии был поставлен диск с его песнями, мы рисовали, а песни звучали. Было очень комфортно. И не было ни одной, которой бы я не слышала раньше. Они вернули меня в мою молодость. В 60-тые годы на всех туристских слетах и просто вечером у костра мы пели: «не бродяги, не пропойцы…», «по смоленской дороге», «синий троллейбус», «капли датского короля», «черного кота», «девочка плачет — шарик улетел» и другие, совсем не зная, что это песни Окуджавы. Так же как пели песни Высоцкого, не зная автора, потому что кто-то мог достать их подпольно и переписать на магнитофон (который то же был большой редкостью), а уж потом они шли в народ и приживались очень славно. Спасибо Высоцкому, спасибо Окуджаве, спасибо моим друзьям!
Вечером в новостях прочла, что дом-музей Булата Окуджавы вновь передан в федеральную собственность. И будем надеяться, что музей сохранится на долгие годы в память об этом умном, добром и талантливом человеке, который имел свое, не совпадающее с расхожими, представление о жизни. Песни его сейчас почти все на слуху, а вот одно стихотворение мне хочется вам напомнить.
Ее, сквозь выстрелы и пенье,
я спрашиваю: «Как терпенье?
Хватает? Не оборвалось
выслушивать все наши бредни
о том, кто первый, кто последний?»
Она мне шепчет горячо:
«Я вас жалею, дурачье.
Пока вы топчетесь в крови,
пока друг другу глотки рвете,
я вся в тревоге и в заботе.
Изнемогаю от любви.
Зерно спалите — морем трав
взойду над мором и разрухой,
чтоб было чем наполнить брюхо,
покуда спорите, кто прав…»
Мы все — трибуны, смельчаки,
все для свершений народились,
а для нее — озорники,
что попросту от рук отбились.
Мы для нее как детвора,
что средь двора друг друга валит
и всяк свои игрушки хвалит…
Какая глупая игра!
1960-1961