Мне по электронной почте прислали видео, где Александр Кушнер рассказывает об Иннокентии Анненском. Композиция сопровождается музыкой, и приятный мужской голос читает стихи Анненского, многие из них я тоже помещала в своей заметке об этом поэте, но впечатление от этой композиции значительно больше, чем от статьи. Очень советую посмотреть.
Александр Семенович Кушнер
14 09 1936
А я вам напомню об Александре Кушнере, помещаю несколько стихотворений разных лет
Я должен эту мысль додумать до конца.
Пылают звезды в небе чистом.
Подслеповатая пыльца!
Тот, кто любуется созданьями Творца,
На это время он и обладает смыслом.
Звездой, шиповником, растущим у крыльца,
Речным обрывом, остролистом,
Большими окнами дворца
И милой бледностью прекрасного лица,
Как Фет нам, скептикам, сказал и эгоистам.
***********************************
О, водить бы автобус из Гатчины в Вырицу,
Знать всех местных старух, стариков,
Тополь в этот маршрут ковыляющий вклинится,
Поднапрёт волчье лыко с боков,
И сирень, проводив шаркуна до околицы,
Передаст его ельнику ― пусть
Тот за ним до оврага под Сиверской гонится,
Навевая дорожную грусть.
Есть такие работы, такие профессии ―
Позавидуешь им, заглядясь
На избыток того, что зовется поэзией,
Объезжающей лужи и грязь,
По пути подбирая и мать с первоклассником,
И торговку с заплечным мешком,
Неожиданно будничность делая праздником
И внушая смиренье тайком.
*****************************************
Если кто-то Италию любит,
Мы его понимаем, хотя
Сон полуденный мысль ее губит,
Солнце нежит и море голубит,
Впала в детство она без дождя.
Если Англию — тоже понятно.
И тем более — Францию, что ж,
Я впивался и сам в нее жадно,
Как пчела… ах, на ней даже пятна,
Как на солнце: увидишь — поймешь.
Но Россию со всей ее кровью…
Я не знаю, как это назвать, —
Стыдно, страшно, — неужто любовью?
Эту рыхлую ямку кротовью,
Серой ивы бесцветную прядь
**********************************
И вот ему несет рука моя
Зародыши елей, дубов и сосен…
Е. Баратынский.
Зародыши елей, дубов и сосен
Как бы не сам он нес — несла его рука.
А он со стороны смотрел на это: “Осень”
Написана уже и жизнь недорога.
Нахмурен и серьезен,
Хозяин так глядит: что делает слуга?
Отчаянье его на помощь мне приходит.
Ни грубый лист ольхи,
Ни женственный — дубов, в их царской позолоте,
Ни хвоя, — разотрешь — сильнее, чем духи,
Волнует, — не спасут, в физической работе
Отрады тоже нет, но видишь: есть стихи!
Могучие и впрямь густые, вековые,
В их сумраке тебе мерещится привет.
Когда они, впервые
Из-под его пера увидевшие свет,
Явились, — кто прочесть их мог? Нужны другие
Глаза, которых здесь при нашей жизни нет.
Слух медленно растет, и зренье долго зреет…
Упрямый лесовод
Бесхитростную тень безгрешную лелеет
Бес сумрачных еще лесных своих пород.
Тенистою аллеей
Он знает, что не он, а внук его пройдет.
Воспоминания Кушнера, помещенные ниже, я взяла из беседы И. Кузнецовой с А. Кушнером
«Поделюсь одним детским воспоминанием: мне было года три, я стоял в маленьком саду на Большом проспекте Петроградской стороны (все сады тогда казались большими) и был заворожен солнечным блеском и лиственным шумом. Кстати сказать, ребенок пасмурных дней не запоминает, все наши детские воспоминания пронизаны солнечным блеском. Вот, собственно, и все воспоминание, но оно очень дорого. Мне кажется, именно тогда во мне шевельнулась душа. На каком языке говорят деревья с ребенком? Каким образом они внушают ему ощущение счастья и полноты жизни, ее тайны, к которой он не столько приближается, сколько удаляется всю жизнь — так и не разгадает ее до конца, вопреки тому, что называется сердечным опытом и интеллектуальным познанием? Язык этот не только устный, это и письменная речь, она записана вспышками и мерцанием, переливами света и тени, что ходят ходуном у него над головой»
«— Депрессий я не знаю, не было ни одной за всю жизнь. Из этого не следует, что мне незнакомы тоска, мрачность, душевная подавленность, тем более — горе и страдание. “Ад, — я жил в нем, я бедствовал в нем,/И обедал, и ужинал, черным / Пожираем незримым огнем,/Но поэзия огнеупорным/Оставалась занятьем, в огне/Говорила о счастье, вводила/В заблужденье, мирволила мне,/Ублажала и благоволила…” Наверное, вы правы: страдание, преодоленное любимым трудом, легче переносится и скорее изживается»
А как хорошо сказал Кушнер о быте и в жизни и в стихах:
«А Вермер! Едва ли не самая любимая мною вещь в мировой живописи — его “Молочница”, которую я увидел в Амстердаме. Репродукции не дают о ней ни малейшего представления: все дело в синем фартуке, такого синего нет нигде, может быть, только в раю»
Вот и я пасу своих овец,
Как Саул или Иосафат,
И гремит железный бубенец,
Вот и я возделываю сад,
И доволен мною Бог-Отец:
Посмотри, лимон какой, гранат!
Сколько сердца вложено и сил
В это стадо, в скромный мой надел.
Эти строки: видно, что грустил,
Трепетал — и страх преодолел.
Если б я и вправду превратил
Их в овец — давно б разбогател!
Но живут духовные плоды
По другим законам, — этот слог,
Признаюсь, ввиду земной тщеты
Ни к чему мне: слишком он высок.
Скажем так: в стихи заглянешь ты
И увидишь, что не одинок.
- Метки: Александр Кушнер
