Прочитала книгу К. Чуковского «Александр Блок как человек и поэт» и решилась хоть немного написать о том, как мне удалось прикоснуться к творчеству гениального и самого закрытого поэта 20-го века — А. Блока.
Самое первое стихотворение, появившееся в моей тетради – стихотворение, посвященное русской поэтессе — Кузьминой-Караваевой. Сейчас не припомнить: почему? Может потому, что мне было 16 лет.
Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите всё о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту —
Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я — сочинитель,
Человек, называющий всё по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Всё же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные
Речи о земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как — только влюбленный
Имеет право на звание человека. (1908г.)
Позже я прочитала роман Е. Микулиной «Мать Мария» (под таким именем известна на западе Кузьмина-Караваева) и узнала о необыкновенной и трагической судьбе этой женщины, погибшей в газовой камере концлагеря Равенсбрюк.
В 1975 году читала «Дневники» и «Автобиографию» А. Блока (с. с. Том 7).
«…Первым вдохновителем моим был Жуковский. Сочинять я стал чуть ли не с пяти лет. Серьезные писания начались, когда мне было около 18 лет.
…Мир прекрасен и в отчаянии – противоречия в этом нет. Жить надо и говорить надо так, что бы равнодействующая жизни была истовая, цыганская, соединение гармонии и буйства, и порядка и беспорядка. Иначе пропадешь»
В 80-х в еще одно стихотворение появилось в моей тетради.
Когда ты загнан и забит
Людьми, заботой иль тоскою;
Когда под гробовой доскою
Все, что тебя пленяло, спит;
Когда по городской пустыне,
Отчаявшийся и больной,
Ты возвращаешься домой,
И тяжелит ресницы иней,-
Тогда — остановись на миг
Послушать тишину ночную:
Постигнешь слухом жизнь иную,
Которой днем ты не постиг;
По-новому окинешь взглядом
Даль снежных улиц, дым костра,
Ночь, тихо ждущую утра
Над белым запушенным садом,
И небо — книгу между книг;
Найдешь в душе опустошенной
Вновь образ матери склоненный,
И в этот несравненный миг —
Узоры на стекле фонарном,
Мороз, оледенивший кровь,
Твоя холодная любовь —
Все вспыхнет в сердце благодарном,
Ты все благословишь тогда,
Поняв, что жизнь — безмерно боле,
Чем quantum satis* Бранда воли,
А мир — прекрасен, как всегда.
Январь 1911 года
Позднее я печалилась вместе с Блоком:
Вот Он — Христос — в цепях и розах
За решeткой моей тюрьмы.
Вот агнец кроткий в белых ризах
Пришeл и смотрит в окно тюрьмы.
В простом окладе синего неба
Его икона смотрит в окно.
Убогий художник создал небо.
Но лик и синее небо — одно.
Единый, светлый, немного грустный —
За ним восходит хлебный злак,
На пригорке лежит огород капустный,
И берeзки и eлки бегут в овраг.
И всё так близко и так далёко,
Что, стоя рядом, достичь нельзя,
И не постигнешь синего ока,
Пока не станешь сам как стезя…
Пока такой же нищий не будешь,
Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг,
Обо всeм не забудешь, и всего не разлюбишь,
И не поблекнешь, как мeртвый злак.
10 октября 1905 года
*************************************************
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
10 Октября 1912 года
«Чтоб в рай моих заморских песен открылись торные пути».
Если хотите лучше понять творчество Александра Блока, почитайте книгу К. Чуковского «Александр Блок как человек и поэт». Хорошо и по-доброму написано. Блок станет ближе и понятнее.
Неподоба Татьяна Викторовна
8 августа, 2012 | 19:31
Это опять я. Блок это наше все. И я им болела долго в юности. У меня собрание сочинений синее 60 года с дополнительным томом «Записные книжки». Все зачитано до стертости! Кстати, про «молитвенность» настоящего стиха: не помню чьи строчки — «монах на лавочке в саду читает Блока», стихотворение 60-70 годов, обязательно вспомню автора. А в отношении Кузьминой-Караваевой особая тема, я много читала о ней. Трагическая судьба. Она жила под Анапой, даже в революции участвовала. Спас ее от расстрела член Кубанской рады, позднее за границу вывозивший казачьи регалии и архивы, будущий муж. Все это происходило в Екатеринодаре (старое название нашего города), но в истории края не упоминается, в каком месте (кроме тюрьмы) она некоторое время проживала, где венчалась — не известно. Хотя, может, в архивах что-то и сохранено, но никто об этом не написал.
Елизавета любила Блока, и ее мужья меркли перед ним, поэтому она не была счастлива в супружестве. В эмиграции шла на самопожертвование — сначала было монашество, в войну борьба с фашизмом, потом страшное сожжение в газовой камере вместо чужой девушки. Такая сила духа! И за нее обидно, что в памяти многих наряду с образом матери Марии она сохранилась как прототип отрицательной героини из «Хождения по мукам». Насколько я люблю это произведение, настолько не понимаю А.Толстого — он должен был оставить для потомков какие-то комментарии против обывательских окололитературных сплетен — что это собирательный образ и что Кузьмина -Караваева тут ни при чем. Но не написал, хотя вполне мог. Жаль…