На днях на канале » Культура» был показан вечер памяти Андрея Вознесенского
12 05 1933 — 01 06 2010
Андрей Андреевич Вознесенский – русский поэт, прозаик, архитектор
Посчитала в интернете сколько произведений он создал и удивилась: более 40 сборников стихов, 8 поэм, более 70 песен на его стихи, рок-опера «»Юнона» и «Авось»», проза.
На вечере памяти вспоминали поэта, и знаменитые артисты читали его стихи. Мне нравится, как читают Вениамин Смехов («Нас много») и Олег Табаков («Боль»)
Аннотация к книге «Стихи о любви»
«Парадоксальность, метафоричность дарования Вознесенского, быть может, сильнее всего ощущаются в его стихах о любви. Здесь нет полутонов: либо трагическая безысходность, либо ликующие, звенящие ноты счастья.
Поэт откровенен до дерзости. Высокий романтизм переживания сочетается с чистой эротикой…»
Ради тебя надрываюсь на радио –
вдруг Ты услышишь, на службу идя.
Я в этой жизни живу Тебя ради,
ради Тебя.
Я тренажеры кручу Тебя ради,
на пустом месте педали крутя.
В жизни, похоже, я кем-то украден.
И надо мною кружат ястреба.
Между убийцами выбор и пройдами.
Не ради «зелени» и тряпья,
не для народа я пел, не для Родины –
ради Тебя, ради Тебя.
Точно на диске для радиолы
дактилоскопическая резьба –
без Твоих пальчиков мне одиноко!
Приди ради Бога, ради Тебя.
Не в Петербурге, не в Ленинграде –
в небе над Невским мы жили с Тобой.
Третий глаз в лоб мне ввинтишь Тебя ради
Анти кокардой. Это любовь.
В моих фантазиях мало доблести,
жизнь виртуальную торопя,
я отучаю Тебя от комплексов
ради Тебя, ради Тебя.
Пусть пародийны мои парадигмы.
Но завтра сбудется трепатня.
Если умру я, повторно роди меня –
роди ради Бога, ради Тебя.
Боль
О. Табакову
Вижу скудный лес
возле Болшева…
Дай секунду мне без
обезболивающего!
Бог ли, бес ли,
не надо большего,
хоть секундочку без
обезболивающего!
Час предутренний, камасутровый,
круглосуточный, враг мой внутренний,
сосредоточась в левом плече,
вывел тотчас отряды ЧЕ.
Мужчину раны украшают.
Мученье прану укрощает.
Что ты, милый, закис?
Где ж улыбка твоя?
Может, кто мазохист,
это только не я.
Утешься битою бейсбольною.
Мертвец живёт без обезболивающего.
Обезумели — теленовости,
нет презумпции
невиновности.
Христианская, не казённая.
Боль за ближнего, за Аксёнова.
Любовь людская: жизнь-досада.
Держись, Васята!
Воскрешение — понимание
чего-то больше, чем реанимация
нам из третьего измерения —
не вернутся назад, увы,
мысли Божие, не смиренные,
человеческой головы.
Разум стронется.
Горечь мощная.
Боль, сестрёночка, невозможная!
Жизнь есть боль. Бой с собой.
Боль не чья-то — моя.
Боль зубная, как бор,
как таблетка, мала.
Боль, как Божий топор, —
плоть разрубленная.
Бой — отпор, бой — сыр-бор,
игра купленная.
Боль моя, ты одна понимаешь меня.
Как любовь к палачу,
моя вера темна.
Вся душа — как десна
воспалённая.
Боль — остра, боль — страна
разорённая.
Соль Звезды Рождества
растворённая.
Соль — кристалл, боль — Христа —
карамболь бытия.
Боль — жена, боль — сестра,
боль — возлюбленная!
Это право на боль
и даёт тебе право
на любую любовь,
закидоны и славу.
***********************
Достигли ли почестей постных,
рука ли гашетку нажала —
в любое мгновенье не поздно,
начните сначала!
«Двенадцать» часы ваши пробили,
но новые есть обороты.
ваш поезд расшибся. Попробуйте
летать самолётом!
Вы к морю выходите запросто,
спине вашей зябко и плоско,
как будто отхвачено заступом
и брошено к берегу пошлое.
Не те вы учили алфавиты,
не те вас кимвалы манили,
иными их быть не заставите —
ищите иные!
Так Пушкин порвал бы, услышав,
что не ядовиты анчары,
великое четверостишье
и начал сначала!
Начните с бесславья, с безденежья.
Злорадствует пусть и ревнует
былая твоя и нездешняя —
ищите иную.
А прежняя будет товарищем.
Не ссорьтесь. Она вам родная.
Безумие с ней расставаться,
однако
вы прошлой любви не гоните,
вы с ней поступите гуманно —
как лошадь, её пристрелите.
Не выжить. Не надо обмана.
******************
Поглядишь, как несметно
разрастается зло —
слава богу, мы смертны,
не увидим всего.
Поглядишь, как несмелы
табуны васильков —
слава богу, мы смертны,
не испортим всего.
********************
Б. Ахмадулиной
Нас много. Нас может быть четверо.
Несемся в машине как черти.
Оранжеволоса шоферша.
И куртка по локоть — для форса.
Ах, Белка, лихач катастрофный,
нездешняя ангел на вид,
хорош твой фарфоровый профиль,
как белая лампа горит!
В аду в сковородки долдонят
и вышлют к воротам патруль,
когда на предельном спидометре
ты куришь, отбросивши руль.
Люблю, когда выжав педаль,
хрустально, как тексты в хорале,
ты скажешь: «Какая печаль!
права у меня отобрали…
Понимаешь, пришили превышение
скорости в возбужденном состоянии.
А шла я вроде нормально…»
Не порть себе, Белочка, печень.
Сержант нас, конечно, мудрей,
но нет твоей скорости певчей
в коробке его скоростей.
Обязанности поэта
не знать километроминут,
брать звуки со скоростью света,
как ангелы в небе поют.
За эти года световые
пускай мы исчезнем, лучась,
пусть некому приз получать.
Мы выжали скорость впервые.
Жми, Белка, божественный кореш!
И пусть не собрать нам костей.
Да здравствует певчая скорость,
убийственнейшая из скоростей!
Что нам впереди предначертано?
Нас мало. Нас может быть четверо.
Мы мчимся —
а ты божество!
И все-таки нас большинство.
1964
************************
Не пуля, так сплетня
их в гроб уложила,
не с песней, а с петлей
их горло дружило.
И пули свистали,
как дыры кларнетов,
в пробитые головы
лучших поэтов.
Их свищут метели.
Их пленумы судят.
Но есть Прометеи.
И пленных не быдет.
Несется в поверья
верстак под Москвой.
А я подмастерье
в его мастерской.
Свищу, как попало,
и так и сяк.
Лиха беда начало.
Велик верстак.
1957
*********************
В Америке, пропахшей мраком,
Камелией и аммиаком.
Пыхтя, как будто тягачи,
За мною ходят стукачи…
Невыносимо быть распятым,
До каждой родинки сквозя,
Когда в тебя от губ до пяток,
Повсюду всажены глаза…
Пусти, красавчик Квазимодо,
Душа болит кровоточа
От пристальных очей свободы
И нежных взоров стукача.
***************************
ХРАМ
На сердце хмара.
В век безвременья
мы не построили своего храма.
Мы все — римейки.
Мы возвели, что взорвали хамы.
Нас небеса еще не простили —
мы не построили своего храма.
В нас нету стиля.
Мышки-норушки,
не сеем сами.
Красой нарышкинской, душой нарушенной,
чужими молимся словесами.
Тишь в нашей заводи.
Но скажем прямо —
создал же Гауди молитву-ауди.
Но мы не создали с в о е г о храма.
Не в форме порно.
Но даже в сердце
Мы не построили нерукотворной
домашней церкви.
Бог нас не видит.
И оттого
все наши драмы —
мы не построили своего
храма.
