10 февраля 2015 года Борису Пастернаку исполняется 125 лет со дня рождения.

pasternak

Пастернак Борис Леонидович — русский писатель, поэт, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1958 года

10 02 1890 — 30 05 1960

 Большой поэт, большой человек  прожил сложную жизнь: противостоял власти как мог, был вынужден издать свой главный роман «Доктор Живаго» за границей, был исключен из Союза писателей, был вынужден отказаться от Нобелевской премии, его произведений не издавали, был гоним. Не каждый бы выдержал.

Мое  любимое произведение Пастернака роман «Доктор Живаго» и стихи Юрия Живаго тоже самые любимые

 

На Страстной

 

Еще кругом ночная мгла.

Еще так рано в мире,

Что звездам в небе нет числа,

И каждая, как день, светла,

И если бы земля могла,

Она бы Пасху проспала

Под чтение Псалтыри.

Еще кругом ночная мгла.

Такая рань на свете,

Что площадь вечностью легла

От перекрестка до угла,

И до рассвета и тепла

Еще тысячелетье.

Еще земля голым-гола.

И ей ночами не в чем

Раскачивать колокола

И вторить с воли певчим.

И со Страстного четверга

Вплоть до Страстной субботы

Вода буравит берега

И вьет водовороты.

И лес раздет и непокрыт,

И на Страстях Христовых,

Как строй молящихся, стоит

Толпой стволов сосновых.

А в городе, на небольшом

Пространстве, как на сходке,

Деревья смотрят нагишом

В церковные решетки.

И взгляд их ужасом объят.

Понятна их тревога.

Сады выходят из оград,

Колеблется земли уклад:

Они хоронят Бога.

И видят свет у царских врат,

И черный плат, и свечек ряд,

Заплаканные лица —

И вдруг навстречу крестный ход

Выходит с плащаницей,

И две березы у ворот

Должны посторониться.

И шествие обходит двор

По краю тротуара,

И вносит с улицы в притвор

Весну, весенний разговор

И воздух с привкусом просфор

И вешнего угара.

И март разбрасывает снег

На паперти толпе калек,

Как будто вышел Человек,

И вынес, и открыл ковчег,

И все до нитки роздал.

И пенье длится до зари,

И, нарыдавшись вдосталь,

Доходят тише изнутри

На пустыри под фонари

Псалтирь или Апостол.

Но в полночь смолкнут тварь и плоть,

Заслышав слух весенний,

Что только-только распогодь,

Смерть можно будет побороть

Усильем Воскресенья.

 

 

Зимняя ночь

 

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

 

Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

 

Метель лепила на стекле

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

 

На озаренный потолок

Ложились тени,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.

 

И падали два башмачка

Со стуком на пол.

И воск слезами с ночника

На платье капал.

 

И все терялось в снежной мгле

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

 

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.

 

Мело весь месяц в феврале,

И то и дело

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

 

Говоря о стихотворениях, написанных летом 1953 года, — они вошли затем в цикл «Стихотворения Юрия Живаго» – Пастернак напрямую связывает их появление с работой над окончательной редакцией перевода «Фауста»: «Вдруг произошли вещи непредусмотренные – волна счастья еще раз прочистившегося слуха и открывшихся глаз, и тогда я заново пробежал всего Фауста перед окончательной редакцией и написал эти вещи, и еще несколько»

Почти половину жизни Пастернаку приходилось зарабатывать на жизнь переводами произведений зарубежных авторов. Но, несмотря на то, что это было иногда в тягость, к переводам он относился по-особому: «Переводы мыслимы, потому что в идеале, и они должны быть художественными произведениями и при общности текста становиться вровень с оригиналами своей собственной неповторимостью. Переводы мыслимы потому, что до нас веками переводили друг друга целые литературы, и переводы – не способ ознакомления с отдельными произведениями, а средство векового общения культур и народов… Подобно оригиналу, перевод должен производить впечатление жизни, а не словесности» («Зарубежная поэзия в переводах Б.Л. Пастернака», Москва, издательство «Радуга», 1990)

И как доказательство  векового общения культур приведу один очень красивый отрывок из статьи Пастернака «Несколько положений»:

«В чём чудо? В том, что жила раз на свете семнадцатилетняя девочка по имени Мэри Стюарт и как-то в октябре у окошка, за которым улюлюкали пуритане, написала французское стихотворение, кончавшееся словами:

Car mon pis et mon mieux
Sont les plus désert lieux.
В том, во-вторых, что однажды в юности, у окна, за которым кутёжничал и бесновался октябрь, английский поэт Чарльз Альджернон Суинберн закончил «Chastelard’а», в котором тихая жалоба пяти Марииных строф вздулась жутким гуденьем пяти трагических актов.
В третьих, в том, наконец, что когда как-то раз, тому назад лет пять, переводчик взглянул в окно, он не знал, чего ему удивляться больше.
Тому ли, что елабужская вьюга знает по-шотландски и, как и в оный день, всё ещё тревожится о семнадцатилетней девочке, или же тому, что девочка и её печальник, английский поэт, так хорошо, так задушевно хорошо сумели рассказать ему по-русски про то, что по-прежнему продолжает волновать их обоих и не оставило преследовать.
Что это значит? – задался переводчик вопросом. Что там делается?
Отчего сегодня так тихо (и ведь вместе так вьюжно!) там? Казалось бы, по тому, что мы туда посылаем, там должны бы истекать кровью. Между тем – там улыбаются.
Вот в чём чудо. В единстве и тождественности жизни этих троих и целого множества прочих (свидетелей и очевидцев трёх эпох, лиц биографии, читателей) – в заправдашнем декабре неизвестно какого года, который гудит и сипнет там, за окном, под горой, в … искусстве.
Вот в чём оно»
В моих более ранних заметках есть рождественские стихи Пастернака,  и другие из из цикла «Стихотворения Юрия Живаго», и заметка о книге Дмитрия Быкова «Пастернак»