5 июля 2016 года исполнилось 80 лет Владимиру Борисовичу Микушевичу — русскому поэту, прозаику, переводчику (переводит с немецкого, французского, английского, итальянского и испанского языков), православному мистику и богослову, религиозному философу.

Владимир Борисович Микушевич

Владимир Борисович Микушевич

5 июля 1936 года

Владимир Борисович преподает в Литературном институте, Институте журналистики и литературного творчества, читает лекции в МИФИ, МАрхИ и других вузах. Ведет студию поэтического перевода.

Москвичи  могут слушать его каждую субботу в институте журналистики, где он читает лекции по философии языка, истории религий, литературы, тайных учений.

Я же впервые его увидела и услышала вчера в передаче «Наблюдатель». Была покорена простотой удивительного, очень одаренного человека, богатого духом, и для которого поэзия дороже всего.

«Я, пишущий на религиозные темы, поэт. Моя поэзия религиозна»

Накануне Страшного суда

Снег идёт заоблачный, как прежде,

Тёплой вере свойственный, надежде

И любви, хоть в мире холода;

К ночи замечают города:

Ёлка снова в праздничной одежде,

В небе та же самая звезда.

Накануне Страшного суда

Наступает Рождество, как прежде.

 

ПАМЯТНИК

В музейной рухляди была забыта лира,

Забыта Библия среди сожженных книг,

А я себе в мой век не сотворил кумира

И памятник себе поэтому воздвиг.

 

Готовый предпочесть изгнанью заточенье,

Гонений избежав и не снискав похвал,

Уединение и самоотреченье

Соблазнам вопреки я смолоду избрал.

 

И не участвовал я в повседневном торге,

Свой голос для других в безвременье храня;

Кретьен, Петрарка, Свифт, Бодлер, Верлен, Георге,

Новалис, Гельдерлин прошли через меня.

 

В готических страстях и в ясности романской

В смиренье рыцарском, в дерзанье малых сих

Всемирные крыла культуры христианской —

Призвание мое, мой крест, мой русский стих.

 

Останется заря над мокрыми лугами,

Где речка сизая, где мой незримый скит,

И церковь дальняя, как звезды над стогами,

И множество берез и несколько ракит.

 

В России жизнь моя — не сон и не обуза,

В России красота целее без прикрас;

Неуловимая целительница Муза,

Воскресни, воскресив меня в последний час!

 

«Поэзия — магия, окно в другой мир, что-то сугубо личное. Для меня моя собственная поэзия носит абсолютно личный характер, мне не всегда приятна мысль, что ее читает кто-то еще. Неслучайно 9/10 моих собственных стихов не опубликовано, хотя этому есть и другие причины…»

 

Собравшиеся гости  «Наблюдателя», да и сам Владимир Борисович говорили о том, что он, как переводчик, никогда не переводит по подстрочнику, он возводит перевод на высочайший духовный уровень, он медиум, который вспоминает то, что испытал сам и переводит произведение другого поэта  на язык понятный людям.

Ко дню рождения Микушевича  вышла книга стихотворений немецкого поэта Райнер Мария Рильке в переводе Микушевича. Переводом стихов Рильке Микушевич занимался 50 лет.

 

Райнер Мария Рильке (1875–1926)

перевод Владимир Микушевич

Господь! Большие города

обречены небесным карам.

Куда бежать перед пожаром?

Разрушенный одним ударом,

исчезнет город навсегда.

 

В подвалах жить все хуже, все трудней.

Там с жертвенным скотом, с пугливым стадом

схож твой народ осанкою и взглядом.

Твоя земля живет и дышит рядом,

но позабыли бедные о ней.

 

Растут на подоконниках там дети

в одной и той же пасмурной тени.

Им невдомек, что все цветы на свете

взывают к ветру в солнечные дни,–

в подвалах детям не до беготни.

 

Там девушку к неведомому тянет.

О детстве загрустив, она цветет…

Но тело вздрогнет, и мечты не станет,–

должно закрыться тело в свой черед.

И материнство прячется в каморках,

где по ночам не затихает плач.

 

Слабея, жизнь проходит на задворках

холодными годами неудач.

И женщины своей достигнут цели;

живут они, чтоб слечь потом во тьме

и умирать подолгу на постели,

как в богадельне или как в тюрьме.

 

Микушевич начал переводить с 13 лет. Привожу еще стихотворение Микушевича о переводе.

 

ПЕРЕВОД

 

«Посредственно», — оценка по письму,

И больше никакого урожая;

Нет, не язык, ты сам чужой всему,

Когда твоя земля тебе чужая.

 

И даже если все дороги в Рим,

И древний Рим ты взял бы на заметку,

Доказывая, что неповторим

Ты, запертый в свою грудную клетку.

 

В твоем распоряженье столько слов,

Унылый совладелец готовален,

Что сам ты, словно мумия, готов,

И только потому оригинален.

 

Когда бы хоть один глубокий вздох,

Пускай хоть в безднах, если не на кручах,

Такое тяготение эпох

От вековых корней до звезд падучих,

 

Что в просторечье музыкою сфер

Зовется бескорыстная стихия,

В которой ты Шекспир и ты Гомер,

В которой Баха слушают глухие.

 

И время, и пространство заодно,

И жизнь, и смерть наедине с народом.

Не задано — воистину дано.

И это называют переводом.