5 июля 2016 года исполнилось 80 лет Владимиру Борисовичу Микушевичу — русскому поэту, прозаику, переводчику (переводит с немецкого, французского, английского, итальянского и испанского языков), православному мистику и богослову, религиозному философу.
Владимир Борисович Микушевич
5 июля 1936 года
Владимир Борисович преподает в Литературном институте, Институте журналистики и литературного творчества, читает лекции в МИФИ, МАрхИ и других вузах. Ведет студию поэтического перевода.
Москвичи могут слушать его каждую субботу в институте журналистики, где он читает лекции по философии языка, истории религий, литературы, тайных учений.
Я же впервые его увидела и услышала вчера в передаче «Наблюдатель». Была покорена простотой удивительного, очень одаренного человека, богатого духом, и для которого поэзия дороже всего.
«Я, пишущий на религиозные темы, поэт. Моя поэзия религиозна»
Снег идёт заоблачный, как прежде,
Тёплой вере свойственный, надежде
И любви, хоть в мире холода;
К ночи замечают города:
Ёлка снова в праздничной одежде,
В небе та же самая звезда.
Накануне Страшного суда
Наступает Рождество, как прежде.
В музейной рухляди была забыта лира,
Забыта Библия среди сожженных книг,
А я себе в мой век не сотворил кумира
И памятник себе поэтому воздвиг.
Готовый предпочесть изгнанью заточенье,
Гонений избежав и не снискав похвал,
Уединение и самоотреченье
Соблазнам вопреки я смолоду избрал.
И не участвовал я в повседневном торге,
Свой голос для других в безвременье храня;
Кретьен, Петрарка, Свифт, Бодлер, Верлен, Георге,
Новалис, Гельдерлин прошли через меня.
В готических страстях и в ясности романской
В смиренье рыцарском, в дерзанье малых сих
Всемирные крыла культуры христианской —
Призвание мое, мой крест, мой русский стих.
Останется заря над мокрыми лугами,
Где речка сизая, где мой незримый скит,
И церковь дальняя, как звезды над стогами,
И множество берез и несколько ракит.
В России жизнь моя — не сон и не обуза,
В России красота целее без прикрас;
Неуловимая целительница Муза,
Воскресни, воскресив меня в последний час!
«Поэзия — магия, окно в другой мир, что-то сугубо личное. Для меня моя собственная поэзия носит абсолютно личный характер, мне не всегда приятна мысль, что ее читает кто-то еще. Неслучайно 9/10 моих собственных стихов не опубликовано, хотя этому есть и другие причины…»
Собравшиеся гости «Наблюдателя», да и сам Владимир Борисович говорили о том, что он, как переводчик, никогда не переводит по подстрочнику, он возводит перевод на высочайший духовный уровень, он медиум, который вспоминает то, что испытал сам и переводит произведение другого поэта на язык понятный людям.
Ко дню рождения Микушевича вышла книга стихотворений немецкого поэта Райнер Мария Рильке в переводе Микушевича. Переводом стихов Рильке Микушевич занимался 50 лет.
перевод Владимир Микушевич
Господь! Большие города
обречены небесным карам.
Куда бежать перед пожаром?
Разрушенный одним ударом,
исчезнет город навсегда.
В подвалах жить все хуже, все трудней.
Там с жертвенным скотом, с пугливым стадом
схож твой народ осанкою и взглядом.
Твоя земля живет и дышит рядом,
но позабыли бедные о ней.
Растут на подоконниках там дети
в одной и той же пасмурной тени.
Им невдомек, что все цветы на свете
взывают к ветру в солнечные дни,–
в подвалах детям не до беготни.
Там девушку к неведомому тянет.
О детстве загрустив, она цветет…
Но тело вздрогнет, и мечты не станет,–
должно закрыться тело в свой черед.
И материнство прячется в каморках,
где по ночам не затихает плач.
Слабея, жизнь проходит на задворках
холодными годами неудач.
И женщины своей достигнут цели;
живут они, чтоб слечь потом во тьме
и умирать подолгу на постели,
как в богадельне или как в тюрьме.
Микушевич начал переводить с 13 лет. Привожу еще стихотворение Микушевича о переводе.
«Посредственно», — оценка по письму,
И больше никакого урожая;
Нет, не язык, ты сам чужой всему,
Когда твоя земля тебе чужая.
И даже если все дороги в Рим,
И древний Рим ты взял бы на заметку,
Доказывая, что неповторим
Ты, запертый в свою грудную клетку.
В твоем распоряженье столько слов,
Унылый совладелец готовален,
Что сам ты, словно мумия, готов,
И только потому оригинален.
Когда бы хоть один глубокий вздох,
Пускай хоть в безднах, если не на кручах,
Такое тяготение эпох
От вековых корней до звезд падучих,
Что в просторечье музыкою сфер
Зовется бескорыстная стихия,
В которой ты Шекспир и ты Гомер,
В которой Баха слушают глухие.
И время, и пространство заодно,
И жизнь, и смерть наедине с народом.
Не задано — воистину дано.
И это называют переводом.