Завтра – 5-го июня – день рождения Федерико Гарсия Лорки. В исполнении Ольги Будиной услышала песню на стихи Лорки, которая своей печалью легла на душу. Я перечитала его стихи, «Поэму канте хондо», его песни, пьесу «Чудесная башмачница»

стихи Лорки

Федерико Гарсия Лорка — испанский поэт

05 06 1898 — 19 08 1936

 

Федерико Гарсия Лорка родился в андалузском селении Пастуший ключ.  «Мое детство – это село и поле. Пастухи, небо, безлюдье», — и отблеском детства освящена вся его жизнь. Современники вспоминают открытую улыбку Лорки и детски серьезные глаза, говорят о его застенчивости и беззаботности, о мнительности, робости и упрямстве. Но что-то в нем оставалось непостижимое, не вместившееся ни в слова, ни в поступки, какая-то тайна. Его песни – это музыка в словах. В жизнь Лорки музыка вошла раньше стихов.

Профессиональный музыкант и композитор, он с детства любил и знал европейскую классику, но сроднился с той музыкой, которую услышал первой еще на улицах Пастушьего ключа. Все в семье Лорки играли и пели.

И никому кроме Лорки не далось это искусство смолкать, завораживающее искусство андалузской песни – сказать все, недоговорив. Все в мире Лорки грань: зыбкая, призрачная, извечная и неразрушимая грань жизни и небытия, сна и яви, счастья и беды, обыденности и поэзии.

19 августа 1936 года в восьми километрах от Гранады франкисты расстреляли четверых: двух тореадоров, старика учителя из соседней деревни и поэта Федерико Гарсиа Лорку. Книги Лорки были публично сожжены на гранадской площади.  Только в 1954 году в Испании вновь были изданы стихи и драмы Гарсиа Лорки. Вот и нам каждая его строка, всколыхнув горечь утраты, дарит радость узнавания его голоса.

 

ЕСТЬ ДУШИ, ГДЕ СКРЫТЫ…

( перевод М. Кудимова)

 

Есть души, где скрыты

увядшие зори,

и синие звезды,

и времени листья;

есть души, где прячутся

древние тени,

гул прошлых страданий

и сновидений.

 

Есть души другие:

в них призраки страсти

живут. И червивы

плоды. И в ненастье

там слышится эхо

сожженного крика,

который пролился,

как темные струи,

не помня о стонах

и поцелуях.

 

Души моей зрелость

давно уже знает,

что смутная тайна

мой дух разрушает.

И юности камни,

изъедены снами,

на дно размышления

падают сами.

«Далек ты от бога», —

твердит каждый камень.

* * *

 

Август

(перевод А. Гелескула)

Персики и цукаты,

и в медовой росе покос.

Входит солнце в янтарь заката,

словно косточка в абрикос.

 

И смеется тайком початок

смехом желтым, как летний зной.

 

Снова август.

И детям сладок

смуглый хлеб со спелой луной.

 

ОН УМЕР НА РАССВЕТЕ

(перевод М. Самаева)

 

У ночи четыре луны,

а дерево — только одно,

и тень у него одна,

и птица в листве ночной.

 

Следы поцелуев твоих

ищу на теле.

А речка целует ветер,

к нему прикасаясь еле.

 

В ладони несу твое «нет»,

которое ты дала мне,

как восковой лимон

с тяжестью камня.

 

У ночи четыре луны,

а дерево — только одно.

Как бабочка, сердце иглой

к памяти пригвождено.

 

МОЛОДАЯ ЛУНА

(перевод М Самаева)

 

Луна плывет по реке.

В безветрии звезды теплятся.

Срезая речную рябь,

она на волне колеблется.

А молодая ветвь

ее приняла за зеркальце.

 

ПОЛЕ

(перевод М. Кудимова)

 

У неба пепельный цвет,

а у деревьев — белый,

черные,черные угли —

жнивье сгорело.

Покрыта засохшей кровью

рана заката,

бумага бесцветная гор

скомкана, смята.

Прячется серая пыль

в овраг придорожный,

ручьи помутнели, а заводи

уснули тревожно.

Колокольчики стада

звенят несмело,

водокачка застыла

и онемела.

 

У неба пепельный цвет,

а у деревьев — белый.

 

 

ПЕЙЗАЖ

(перевод М. Кудимова)

 

Потухшие звезды

усыпали пеплом холодное лоно

реки зеленой.

 

Ручей растрепал свои косы,

а тайные гнезда, как в час расплаты,

огнем объяты.

 

Лягушки превратили канаву в дудку,

которая фальшивит еще усердней

во мгле вечерней.

 

Из-за горы на просторы неба

окорок луны с лицом добродушным

выплыл послушно.

 

Из домика, который окрашен в индиго,

звезда луну добродушную дразнит,

как мальчик-проказник.

 

Розовая окраска в наряд свой хрупкий,

в наряд, пошитый рукой неумелой,

гору одела.

 

Лавр устал оттого, что надо

казаться всезнающим и поэтичным,

как лавру прилично.

 

Вода течет, как текла и прежде,

на ходу в прозрачный сон погружаясь

и улыбаясь.

 

Все по привычке здесь горько плачет,

и вся округа, хотя и невольно,

судьбой недовольна.

 

Чтобы звучать в унисон с природой,

и я говорю — никуда не деться;

«О мое сердце!»

 

Но губы мои, мои грешные губы

окрашены соком глубокой печали

и лучше б молчали.

 

И этот пейзаж мне не радует сердце,

в груди я чувствую холод могилы,

и все мне не мило.

 

О том, что скорбное солнце скрылось,

летучая мышь сказать мне успела

и прочь улетела.

 

Отче наш, помилуй любовь!

(Плачут рощи — не будет удачи,

и тополи плачут.)

 

Я вижу, как в угольном мраке вечернем

мои глаза горят в отдаленье,

пугая тени.

 

И мертвую душу мою растрепал я,

призвав на помощь паучьи узоры

забытых взоров.

 

Настала ночь, зажигаются звезды,

вонзая кинжалы в холодное лоно

реки зеленой.

 

Воспользовалась материалами Н. Малиновской, предисловия к изданию Федерико Гарсия Лорка «Избранное», Москва,  «Просвещение», 1986