Просматривая дневники 1977 года, увидела стихи Симона Чиковани – грузинского поэта, любимого и переводимого многими русскими поэтами (Пастернаком, Заболоцким, Тарковским, Ахмадулиной, Евтушенко).
Ираклий Андронников в своей книге «Я хочу рассказать вам…» пишет о Чиковани: «Каждый поэт проникает в суть предмета по-своему, по-своему рассекает предмет острым сравнением, соотнося новое впечатление со своим опытом, со своим видением. Через умение образно постигать суть вещей раскрывается и время и личность поэта». Он приводит три стихотворения, автора перевода которых , к сожалению, я не помню.
Всему дана двойная честь
быть тем и тем:
предмет бывает тем, что он и в самом деле есть,
и тем, что он напоминает.
***********************************
Предвечерняя тень,
удлиняясь, лежит на земле,
Угасающий день
безвозвратно уходит в былое.
Эти строки письма
я писал не пером на столе,
А на дикой скале
заходящего солнца стрелою.
****************************
То в капанье слышится треск
Расправленных крыльев павлиньих,
То их переливчатый блеск
Мерещится в молниях синих.
К дождю обратим все мечты.
Прижмемся па улице к зданьям.
Средь давки откроем зонты,
В толпе под платанами станем
****************************
Перевод Б. Пастернака:
День дождливый. Ущелье Чечни.
Скрип арбы. Туч несущихся клочья.
Электрических станций огни
Где ни-будь в глубине среди ночи.
К огорчению близких, табак
Стал курить я особенно крепкий.
Чтоб удачно писать, как-никак
Я нуждаюсь в хорошей зацепке.
*******************************
Перевод А. Тарковского:
На седину не поскупилось время
И спело песню сумерек. Иду,
А за спиною — старость, вровень с теми
Платанами, чьи листья как в бреду.
Я здесь косил, да сено ветром сдуло.
О пиримзе, где нежный венчик твой?
Редея, кроны клонятся сутуло,
И в дол схожу я узкою тропой.
И как Шопен мне листьев шум, похожий
На приглушенный горестный напев.
Мир быстротечен, как всегда, но все же
Под этот шум идет озимый сев.
И память копит избранные думы,
Как золото запасов семенных,
А листья — как червонцы толстосума:
Настанет ночь и обесценит их.
Вгляжусь в туман: где моря блеск вчерашний?
Древесный корень мне связал ступни,
Мне лучший плод не сладок, а на пашне
Я сеятель еще и в эти дни.
********************************
Перевод Б. Ахмадулиной:
Сказанное во время бомбежки
В той давности, в том времени условном
что был я прежде? Облако? Звезда?
Не пробужденный колдовством любовным
алгетский камень, чистый, как вода?
Ценой любви у вечности откуплен,
я был изъят из тьмы, я был рожден.
Я — человек. Я, как поющий купол,
округло и таинственно сложен.
Познавший мудрость, сведущий в искусствах,
в тот день я крикнул: — О земля моя!
Даруй мне тень! Пошли хоть малый кустик —
простить меня и защитить меня!
Там, в небесах, не склонный к проволочке
сияющий нацелен окуляр,
чтобы вкусил я беззащитность точки,
которой алчет перпендикуляр.
Я по колено в гибели, по пояс,
я вязну в ней, тесно дышать груди.
О школьник обезумевший! Опомнись!
Губительной прямой не проводи.
Я — человек! И драгоценен пламень
в душе моей. Но нет, я не хочу
сиять заметно! Я — алгетский камень.
О господи, задуй во мне свечу!
И отдалился грохот равномерный,
н куст дышал, и я дышал под ним.
Немилосердный ангел современный
побрезговал ничтожеством моим.
И в этот мир, где пахло и желтело,
смеркалось, пело, силилось сверкнуть,
я нежно вынес собственного тела
родимую и жалостную суть.
Заплакал я, всему живому близкий,
вздыхающий, трепещущий, живой.
О высота моей молитвы низкой,
я подтверждаю бедный лепет твой.
Я видел одинокое, большое
свое лицо. Из этого огня
себя я вынес, как дитя чужое,
слегка напоминавшее меня.
Не за свое молился долговечье
в тот год, в тот час, в той темной тишине —
за чье-то золотое, человечье,
случайно обитавшее во мне.
И выжило оно. И над водою
стоял я долго. Я устал тогда.
Мне стать хотелось облаком, звездою,
Алгетским камнем, чистым, как вода.
****************************
О, Грузия! Нам слезы вытирая,
Ты русской музы колыбель вторая,
О Грузии забыв неосторожно,
В России быть поэтом невозможно.
Е. Евтушенко
***********************************
перевод Б. Ахмадулиной
Комком и невесомым, и весомым
ты бросила,
как девочка, дразня.
Ты бросила в меня
снежком веселым,
снежком печальным бросила в меня…
Чтобы вернуть далекое до боли
и чуждое всех нынешних тревог,
ты бросила цветком бы лучше —
что ли!
Но и цветок бы даже не помог.
Я позабыл, как сам вот так же бегал
и как швырял в других снежками сам.
Лишь белого прибавила ты к белым,
моим туманно-белым волосам.
В меня снежком, смеясь,
швырнула юность
и, раскрасневшись вся на холоду,
захлопала в ладоши,
повернулась,
и заскользили туфельки на льду.
Но откровенно
и неоткровенно
твержу себе —
когда настанет срок,
став молодым, последний раз, наверно,
верну тебе
последний мой снежок.
Поэт – это свойство души, поднимающее мастера над ремесленником. В поэзии Симона Чиковани звучит беззаветная любовь к жизни и сдержанная печаль.
