Александр Кабанов – поэт,  место жительства – Киев, год рождения 1968

Александр Кабанов

Впервые прочитала о нем у Дмитрия Шеварова, Сегодня хочу и вас (кто не читал) познакомить.

Сначала два маленьких отрывка из рецензий на его стихи (из интернета)

«Кабанов веселый виртуоз, его герой трагический шут, каламбурящий, играющий словами и звуками … «пусть зрение мое в один Гомер, пускай мой стих всего один Бетховен…», и имеющий право говорить пронзительно и искренне…»  (Анна Ермакова, «Знамя», №7,2004)

И второе:

«…Но есть и другой Кабанов – нежный, внутренне-напевный, ходящий на цыпочках между любимых цыпочек, раскрывающийся доверчиво и незащищено. Способность так раскрыться на миру – свойство очень сильного человека. Кабанов сильный и нежный – мне ближе…»(Алексей Ивантер)

Мне тоже ближе второй.

 

Мой милый друг

 

Мой милый друг! Такая ночь в Крыму,

что я — не сторож сердцу своему.

Рай переполнен. Небеса провисли,

ночую в перевернутой арбе,

И если перед сном приходят мысли,

то как заснуть при мысли о тебе?

Такая ночь токайского разлива,

сквозь щели в потолке, неторопливо

струится и густеет, августев.

Так нежно пахнут звездные глубины

подмышками твоими голубыми;

Уже, наполовину опустев,

к речной воде, на корточках, с откосов —

сползает сад — шершав и абрикосов!

В консервной банке — плавает звезда.

О, женщина — сожженное огниво:

так тяжело, так страшно, так счастливо!

И жить всегда — так мало, как всегда.

 

 

********************************

Еще темно и так сонливо,

что говорить невмоготу.

И берег спит и ждет прилива,

поджав колени к животу.

Желтее корки мандарина,

на самом краешке трамплина

встает на цыпочки звезда.

И, словно вплавь, раздвинув шторы,

еще по локоть кистеперый,

ты возвращаешься туда,

где в раскаленном абажуре

ночная бабочка дежурит, —

и свет, и жизнь, и боль впритык!

Ты возвращаешься в язык,

чтоб слушать —

жалобно и жадно —

рассвет, подвешенный за жабры,

морской паром, по леера

запруженный грузовиками,

грушёвый сад, еще вчера

набитый по уши сверчками!

Простор надраен и вельботен,

и умещается в горсти.

И ты свободен. Так свободен,

что некому сказать: «Прости…»

 

Древо

Горизонт в заусеницах волн — корабельное древо:

сухогруз, как рубанок, прочтет его справа налево,

и пройдется по солнцу, едва задевая макушку —

осторожно снимая с нее золотистую стружку.

 

О, невидимый Плотник, на что уповаем в итоге?

спят фанерные библии, дремлют паркетные боги,

шелест веток в груди, вдохновение дятла под сердцем,

дай мне самые лютые гвозди, чтоб стать иноверцем —

 

дай иначе поверить в Тебя, избегая повтора…

…чертыхаясь, бредет оцерковленых грузчиков свора,

по колено входя в черно-белый поток бересты,

и уносит на спинах элитную мебель – кресты.
**********************************************

Крыша этого дома – пуленепробиваемая солома,

а над ней — голубая глина и розовая земля,

ты вбегаешь на кухню, услышав раскаты грома,

и тебя встречают люди из горного хрусталя.

 

Дребезжат, касаясь друг друга, прозрачные лица,

каждой гранью сияют отполированные тела,

старшую женщину зовут Бедная Линза,

потому, что всё преувеличивает и сжигает дотла.

 

Достаешь из своих запасов бутылку «Токая»,

и когда они широко открывают рты —

водишь пальцем по их губам, извлекая

звуки нечеловеческой чистоты.