Вот и пришло время познакомиться с поэзией Веры Полозковой — современного русского поэта.

vera-polozkova (2)

Вера Николаевна Полозкова

05 03 1986

Раньше слышала эту фамилию, но как-то много шуму было вокруг ее имени, обилие ее талантов: актриса, певица, поэтесса и …  Почитала  ранние стихи о любви, что-то снова остановило: казалось ну какая-то модная в молодежных кругах дива. А на днях уважаемый мною поэт Евгений Евтушенко назвал Веру Полозкову лучшим современным поэтом, даже чтение поэтессой ее стихов сравнил с напевностью чтения стихов Беллой Ахмадулиной. В интернете обилие информации о Вере Полозковой, много напечатано стихотворений. Всего пока осилить не смогла. Но то, что прочитала  — впечатляет смелостью и  образностью стиха, глубиной мыcли и разнообразием стиля.   Так что будем знакомиться дальше. Предлагаю и вам (может кто-то, как и я, в провинции живет или не любит много общаться с компьютером) частичку ее стихов:

Наскальное

Сайде – на чай

Свиться струйкой водопроводной –

Двинуть к морю до холодов.

Я хочу быть такой свободной,

Чтобы не оставлять следов.

Наблюдая, как чем-то броским

Мажет выпуклый глаз заря,

Я хочу быть немного Бродским –

Ни единого слова зря.

……………………………………………………….

 

 

Кроме нас и избранных – тех, кто с нами

Делит побережье и пьет кагор,

Есть все те, кто дома – а там цунами,

И мы чуем спинами их укор.

Отче, скрась немного хотя бы часть им

Неисповедимых Твоих путей.

Ты здесь кормишь нас первосортным счастьем –

А на нашей Родине жжешь детей.

………………………………………………………………..

 

 

Жить здесь. Нырять со скал на открытом ветре.

В гроты сбегать и пережидать грозу.

В плотный туман с седой головы Ай-Петри

Кутать худые плечи – как в органзу.

Долго смотреть, пока не начнет смеркаться,

Как облака и камни играют в го.

А мужчины нужны для того, чтобы утыкаться

Им в ключичную ямку – больше ни для чего.

…………………………………………………………………….

 

 

Кофе по-турецки, лимона долька,

Сулугуни и ветчина.

Никого не люблю – тех немногих только,

На которых обречена.

Там сейчас мурашками по проспекту

Гонит ветер добрых моих подруг.

И на первых партах строчат конспекты

По двенадцать пар загорелых рук.

Я бы не вернулась ни этим летом,

Ни потом – мой город не нужен мне.

Но он вбит по шляпку в меня – билетом,

В чемодане красном, на самом дне.

Тут же тополя протыкают бархат

Сюртука небес — он как решето;

Сквозь него холодной Вселенной пахнет

И глядит мерцающее ничто.

Ночи в Симеизе – возьми да рухни,

С гор в долину – и никого в живых.

И Сайде смеется из дымной кухни

И смешно стесняется чаевых.

…………………………………………………………….

 

 

 

Октябрь таков, что хочется лечь звездой

Трамваю на круп, пока контролер за мздой

Крадется; сражен твоей верховой ездой,

Бог скалится самолетною бороздой.

Октябрь таков, что самба звенит в ушах,

И нет ни гроша, хоть счастье и не в грошах.

Лежишь себе на трамвае и шепчешь — ах,

Бог, видишь, я еду в город, как падишах!

 

 

КАК БУДТО БЫ

 

Девочка – черный комикс, ну Птица Феникс, ну вся прижизненный анекдот.

Девочка – черный оникс, поганый веник-с, и яд себе же, и антидот.

Девочка – двадцать конниц, две сотни пленниц, кто раз увидит, тот пропадет.

Девка странна малёха – не щеголиха, а дядька с крыльями за плечом.

Девочка-как-все-плохо, гляди, фунт лиха, вот интересно, а он почем.

Девочка – поволока, и повилика – мы обручим, то есть обречем.

Думает, что при деле: сложила дули и всем показывает, вертя.

Все о любви трындели, и все надули, грудную клетку изрешетя.

Двадцать один годок через две недели, не на беду ли она дурачится, как дитя.

 

 

БЛИЖНИЙ БОЙ

 

Разве я враг тебе, чтоб молчать со мной, как динамик в пустом аэропорту.

Целовать на прощанье так, что упрямый привкус свинца во рту. Под

рубашкой деревенеть рукой, за которую я берусь, где-то у плеча. Смотреть

мне в глаза, как в дыру от пули, отверстие для ключа.

Мой свет, с каких пор у тебя повадочки палача.

Полоса отчуждения ширится, как гангрена, и лижет ступни, остерегись. В

каждом баре, где мы – орет через час сирена и пол похрустывает от гильз.

Что ни фраза, то пулеметным речитативом, и что ни пауза, то болото или

овраг. Разве враг я тебе, чтобы мне в лицо, да слезоточивым. Я ведь тебе

не враг.

Теми губами, что душат сейчас бессчетную сигарету, ты умел еще улыбаться

и подпевать. Я же и так спустя полчаса уеду, а ты останешься мять

запястья и допивать. Я же и так умею справляться с болью, хоть и

приходится пореветь, к своему стыду. С кем ты воюешь, мальчик мой, не с

собой ли.

Не с собой ли самим, ныряющим в пустоту.

………………………………………………………………………

 

 

Над рекой стоит туман.

Мглиста ночь осенняя.

Графоман я, графоман.

Нету мне спасения.

17 ноября 2007 года.

 

 

Моя Индия

 

Человек на пляже играет при свете факела,

и летающая тарелка между его колен

начинает дышать, звуча.

И дреды его танцуют в такт его пальцам, и все огню подставляют лица,

так его музыка горяча.

А еще перекресток, — машины, коровы, байки, — и рядом крест и алтарь,

и там, в алтаре, свеча.

И как Костя чудесно жмурится, хохоча.

И дорога до Арамболя чуть выше дужки его очков,

и волос, что ветер свивает кольцами, и плеча.

Моя Индия открывается без ключа.

Кто беднее не допускающих перемен,

состоящих из дат, мест жительства и имён?

Всякий раб медицинской, кредитной, визитной карты,

всякий пронумерован и заклеймён.

Всякий заживет, только если выплатит ипотеку,

а ты, — если ты умён, —

Уже понял, что кроме тех, что сейчас, у тебя не было и не будет

лучших времён.

Завтра в это время я буду стоять на сцене,

во многих тысячах километров отсюда,

где теперь медленная среда:

Спят собаки между шезлонгами в два ряда,

мертвого краба вылизывает вода,

А там будет мама, Рыжая,

Дзе, наверно, придет туда,

Я взойду и скажу им, как я боялась вернуться, да,

Обнаружить через неделю, как выцветают в тебе индийские сари, дети,

рассветы, шуточки, города,

как ни остается от них ни камушка, ни следа, —

Только ведь моя Индия из меня не денется никуда.

Моя Индия не закончится никогда.

 

26 ноября 2008 года, Морджим